Сказочный отпуск - Страница 74

— Ета, пригодится, — сказал Лешек, — Когда на нас снова нападет мегалодон, дадим ему типа выпить. И как бы без закуски.

— И будет акула-алкоголик! — заметила Катька.

— А и пускай!

Чтобы добыть еду, мы с Германом решили порыбачить, сделав снасти из подручных средств. Крючки смастерили из старых толстых иголок, которыми зашивали брезент, а на лесу расплели капроновый шнур из моей ветровки. Приманкой служили блесны, которые мы сделали из медных монет, расковав их молотком на наковальне и отполировав. Монеты — и не только медные — мы нашли в одном из сундуков, а всякого плотницкого и слесарного инструмента на судне имелось предостаточно.

Лешек растопил печку в камбузе и стал методом перегонки добывать из морской воды дистиллированную. Часа через два Герману удалось поймать какую-то селедку, или ставриду, или что-то в этом роде, а меня рыбацкое счастье обошло стороной. Перед наступлением темноты мы решили ограничиться этой добычей и считать пойманную рыбешку условно съедобной. Мы сварили из нее уху и заправили горстью муки и какими-то пряностями, срок годности которых давно истек, но запах еще оставался. С голодухи, конечно, ничего, — есть было можно.

После ужина, когда уже совсем стемнело, Герман остался нести вахту у штурвала, а мы отправились спать в каюты. Спалось отвратительно, всю ночь мучили кошмары. То громадный мегалодон пытался проглотить наш корабль, то скелет, привязанный к мачте, просил меня отвязать его, а потом обрастал плотью и превращался в толмача Фрола, он кричал остальным скелетам: «Вставайте! Поднимайтесь!». Те начинали со стонами, гремя костями, вставать и подниматься. А один никак не хотел подниматься. «Вставай! Вставай!» — кричали ему все…

— Вань, вставай! — это Катька тормошила меня. — Нас зовут на палубу!

Я сел на койке и протер глаза, бросил взгляд на иллюминатор. Судя по освещенности каюты, была еще несусветная рань. Мы поднялись по скрипучему трапу наверх. Рыжий диск солнца висел над горизонтом, яркая световая дорожка от него догоняла пенистый след за кормой нашего брига, шустро бежавшего по волнам. Внезапно корабль резко сбавил ход — надутые мгновение назад паруса безучастно повисли на реях как вывешенное на просушку белье. Это Соловей-разбойник перестал дуть и опустился на палубу рядом с Германом и Лешеком.

— Надо бросать якорь, — сказал он. — Край Света уже близко.

Герман с ним почему-то спорить не стал. Я посмотрел вперед. За бушпритом темно-лазоревая гладь моря подернулась рябью с множеством ярких солнечных бликов, как на речном перекате. Будто бы каменистое дно было совсем близко, а течение набирало силу.

— Ну что ж, бросаем якорь, — согласился я, поскольку посадить на мель тяжелый корабль было бы неразумно.

Скрипучая лебедка еле-еле поддалась нашим усилиям, цепь с грохотом пошла вниз. Но якорь опускался недолго — глубина и в самом деле небольшая, — достал дна, зацепился за что-то, цепь натянулась, а бриг медленно развернуло кормой вперед. Оглядевшись по сторонам, мы заметили, что не только море, но и небо имеет довольно-таки странный вид. На востоке оно было светло-голубым, поскольку время алой предрассветной зари заканчивалось, солнце достаточно поднялось над горизонтом, оно светило уже довольно ярко. Зато в западной части небосклона все еще продолжалась ночь, месяц и звезды не прекращали водить свой хоровод на темно-синем бархате, будто бы их совершенно не волновал тот факт, что их черед давно прошел.

— Там Край Света, — пояснил Соловей-разбойник. — До него версты две, не больше.

— Так это там надо искать Водяного Царя? — поинтересовался я. — Да, — подтвердил Соловей.

— Давайте, эта, лодку спустим, — предложил Лешек.

— Давайте, — согласился я, — если она не рассохлась за долгие годы.

Мы спустили на воду единственную имевшуюся на борту шлюпку. Я сбегал в каюту за драгоценной флягой с нашим зельем — ведь мы направляемся на рандеву с Водяным Царем, — а когда вернулся на палубу, Лешек с Германом уже сидели и ждали меня в лодке. Нет, она не рассохлась, по крайней мере за пять минут воды не набрала. Я передал мужикам флягу и спрыгнул сам вслед за ней.

— Ребята, а можно я останусь на корабле? — спросила Катька.

— Нужно, — ответил я. — Как раз хотел предложить кому-нибудь остаться. На всякий случай.

Шлюпка была шестивесельной, но грести могли только двое из нас, поскольку кто-то должен сидеть на руле. Мы с Германом взялись за весла, предоставив право порулить Лешеку. Течение, не сказать чтобы сильное, на речных перекатах и пошустрее бывает, но все же помогало нам. Мы гребли минут восемь или десять, вдруг наш кормчий испуганно крикнул:

— Эта! Табань, мужики!

Мы с Германом резко загребли назад, в ту же секунду лодка заскрежетала днищем по камням и, сев на мель, остановилась. Поскольку мы с Германом сидели спиной по ходу движения, то не могли видеть, куда плывем и что творится там, впереди. Мне показалось, что мы просто налетели на галечную отмель, я даже хотел пожурить Лешека, мол, ты же рулевой, не мог что ли объехать мель!? Но, обернувшись, тотчас обомлел от испуга. Это удачно, что мы сели на мель, без нее могли бы и не успеть затормозить.

Впереди эта отмель поднималась еще выше, сравниваясь с уровнем моря, камни высовывались из воды, а струи, обтекая их, сваливались в водопад, до которого оставалось едва больше корпуса лодки. Воды устремлялись с обрыва в бездну, но не просто в бездну, а в БЕЗДНУ, которой не было видно конца, то есть водяные нити сваливались прямо в темноту. Подобную пропасть мы наблюдали, когда добывали молодильные яблоки в садах Хой Ёхе. Только там был виден противоположный берег, а из пропасти поднимался розовый туман. А здесь не было ни другого берега, ни тумана — просто была пустота, черная, пугающая пустота. И полное ощущение того, что туда, в эту пропасть, чернея, опускается и небо. Кромка обрыва простиралась в обе стороны, сколько хватало глаз.