— Да ничего, оружие при них, — заметил Мельников. — Если будут охотиться, то смерть от голода им не грозит.
— Фиг им, а не охота! — воскликнул Полуэкт. — Ни зверюги, ни птицы ни одной они там не встретят. Уж я позабочусь. И ни одного гриба, ни ягодки по дороге тоже не найдут.
— Правильно, — согласилась Эльвира. — А через три дня я их прямехонько сюда и выведу. И пусть разоружаются, тогда и накормим.
Тринадцатое июля, резиденция Черноуса, рано утром
— Так. Ну и каково твое мнение, что у них на уме? — Завершив очередной сеанс наблюдения, Черноус убрал в шкаф шкатулку со Всевидящим Оком и не спеша прошелся вокруг конторки.
— Ты бы ета, сотворил бы хоть кресло какое или табурет, — Фрол, устав переминаться с ноги на ногу, присел на корточки. — У тебя вон тут, горница какая огромная, а даже лавки нету. Стоймя-то совершенно не думается.
Дело в том, что в большом круглом зале действительно из всей мебели присутствовали только книжные шкафы вдоль всех стен до самого потолка и конторка в самом центре помещения, за которой Черноус работал стоя. Приближаться к конторке Фролу настрого запрещалось.
— Это кому как, — ответил Черноус. — Меня так наоборот, в сидячем положении только в сон клонит. Так. Ну ладно уж, будь по-твоему, пошли на кухню, напою тебя чаем. Там и посидим заодно.
— Только простым чаем, без всяких там колдовских припарок-приварок.
— Хорошо. Хотя я больше с листом смородиновым люблю. Так. Но к чаю у меня ничего нет, не рассчитывай. Один я живу, без прислуги. На базар за кренделями — и то сбегать некому, а пироги я печь не умею.
— А наколдовать что ли не пробовал?
— Я не по этой части. Материализовывать — не моя сфера деятельности. Вот дематериализовать, разрушить, испарить — это пожалуйста.
— Чем же сам тогда питаешься?
— А много ль мне надо? Утром печку топлю, кашку сварю, вечером самовар ставлю — муки с кипятком наболтаю. Вот и сыт.
— Экономно живешь. Я так не смог бы. Я это, богатство всякое очень люблю и уважаю. И пожрать хорошенько — тоже.
— Оно и видно, — Черноус иронично оглядел костюм Фрола, который за последнее время заметно истрепался, и его впавшие за эти несколько дней щеки.
Фрол не врал, он действительно любил хорошо и вкусно поесть, но только когда еда была кем-то оплачена. На острове, например, он лопал всякие деликатесы за обе щеки, несмотря даже на то, что покупалось все это на его алмазы. Но тратил-то деньги не он, а коль потрачено, чего отказываться — эти два оглоеда тогда без него все схавают. Зато последние дни, проведенные в столице, он жил впроголодь, поскольку душила жаба.
Пока закипал самовар, Фрол кинулся в рассуждения:
— Значит, надули они пузырь свой летучий и полетели. Просто забавы ради покататься что ли решили? Аттракцион такой? Это вряд ли. Полетели на запад. Зачем? В Непроходимый лес за нечистью какой, за подмогой-подкреплением? Так нет же, лес они миновали, над степью летят. Неужто и впрямь просто развлекаются?
— Может, просто, а может, и не просто. От кого-то удирают, либо к кому-то направляются. Так. А еще их кое-кто догоняет, не то помешать норовит, не то на подмогу.
— В смысле?
— Соловей-разбойник в ту степь пустился. Так. Что ты на это скажешь?
— Ежели он их погубит, то стало быть кто-то очень сильный нам на лапу играет. Видать благодетель у нас в высших силах объявился, может, и сам… Слушай! Так ведь это они, наверно, от нас удирают! Точно-точно!
— А если нет? Если Соловей им кем-то в помощь послан? Вот то-то и оно! Тогда, значит, большая сила против нас. Так. Ну что, может, одумаетесь с бунтом-то своим? Живите как жили, что вам еще надо?
— Ну уж нет! — Фрол нащупал в кармане последние алмазы. — Назад нам дороги нету, уж больно средства большие вложены, на карту все до гроша поставлено!
— Дело ваше. Так. Ну ладно, попробую туда к ним Шалопая подослать.
— Это еще кто такой?
— Да ветер младшенький. Шкодить горазд очень, потому и Шалопаем прозвали. Скажу ему, пусть попугает этих, что на воздушном пузыре летят. Так. Ну, а коль погубит ненароком, так и шут бы с ними, правда?
— Ага.
Крышка самовара приподнялась, выпуская струю пара. Колдун заварил чай, себе лист смородины в стакан бросил, подождал, пока настоится, шумно хлебнул и крякнул:
— Э-эх! Хорошо!
— Что у Бабы-яги-то? — спросил Фрол, прихлебывая из своего стакана.
— Пока не ясно. В смысле, ничего не видно.
— Вот тебе и колдовство. А я вот естеством все вызнал бы. Оно, ить, естеством-то надежнее.
— Так. Это каким же образом?
— Лазутчика к ней заслать надо. Есть у тебя на примете паренек молодой, толковый, да чтоб с метлой или с ковром, да с сапогами-скороходами управиться сумел бы?
— Ну есть. Никитка, ученик мой, толковый малый. Так. Хочешь к Яге его подослать?
— Ага.
— А под каким предлогом?
— А это уж мое дело.
— Ну ладно, сейчас позову. Губарь-то твой отправил воинов?
— Отправил, уже пешком топают. К ней же на двадцать верст на ковре не подлетишь. Дотопают сегодня к обеду. Только смысл какой в этом? В заколдованный лес им все равно не пройти.
— А им туда и не надо. Пока просто пусть попугают, быть может, противник подумает, что мы войска стягиваем для атаки, неверный шаг сделает, да сам на рожон полезет. Так. А я их атаковать и не собираюсь.
— То есть провокация?
— Да называй как хочешь. Если честно, воевать с ней, с Ягой-то, я и не хочу. Не потому, что она баба, а потому, что нам еще жить да жить, причем при любой власти. Лично я в ближайшие триста лет помирать не собираюсь, и она, по всей видимости, тоже. Так. А ссору с ней заводить — уж извиняйте! И с Кощеем ссориться не хочу. И вообще, мы, злые колдуны, должны жить в мире. Ежели узнаю, что Кощей супротив вас пошел, я умываю руки, не обессудьте. — Вот те на! Ты ж говорил, во всем помогать нам будешь!