Сказочный отпуск - Страница 63

— Слышь, Соловей, а вот этих ребят хорошо бы задержать, — Герман растормошил дремавшего Соловья-разбойника. — Сумеешь?

— Да не вопрос, — все так же меланхолично произнес наш новый помощник. — Только вы ета, на землю лягте, да уши поплотнее заткните.

Мы так и сделали. Соловей набрал в грудь побольше воздуха, заложил в уголки рта два мизинца и засвистел самым высоким тембром, переходящим в ультразвук. Пыль, песок и всякие былинки-травинки помчались навстречу ватаге степняков. Стрелы, выпущенные из их луков, остановились и понеслись обратно. Вояки закрывались от ветра и собственных стрел щитами, а их кони пятились, разворачивались и скакали прочь. Через пару минут ни одного нашего преследователя в обозримом пространстве не осталось.

— Больше они сюда не сунутся, — сказал Соловей. — Степняки нас, ветров, боятся. Особенно, когда мы гневаемся. Теперь их шаманы три дня будут в бубны бить, в чистом поле скотину к кольям привязывать, нам в жертву выставлять. Кстати, хотите шашлычка из свежей баранины? Нам-то, ветрам, это мясо ни к чему, но не пропадать же добру-то!

Через час наш летучий корабль был готов к полету. Соловей-разбойник тоже забрался в корзину. Я думал, что придется все-таки выбросить что-нибудь из снаряжения, поскольку габариты мужичка были весьма внушительными, а от балласта мы избавились практически полностью когда удирали от погони. Но оказалось, что он совершенно невесом. Соловей показал на пропеллер:

— Вот эта вот штука у вас ветер делает?

— Да вроде бы…

— Ведь это надо! Как ветряная мельница, только мелкая. Да… — он ироническим взором осмотрел наш силовой агрегат. — Павлины, говоришь? Х-хе! Сейчас быстро полетим.

Он встал на корме, повернувшись против хода, и легонечко свистнул. Корзина резко рванула вперед, едва не сделав мертвую петлю вокруг шара.

— Эй! Эй! — закричали мы. — Не так резко!

— Ладно, больше не буду, — пообещал наш новый компаньон, а по совместительству реактивный двигатель.

Теперь мы летели практически беспосадочно. За двое суток опускались на землю всего лишь один раз возле небольшой речушки набрать питьевой воды, а заодно наполнить песком мешки, поскольку, удирая от погони, мы выкинули за борт весь наш балласт. Эта речушка, по утверждению Соловья-разбойника, была последней перед пустыней, дальше, до самых Неприступных гор, воды нигде не найти А пустыня-то практически уже началась — все больше было под нами песка и все меньше растительности, представленной лишь пожухлой травкой и какими-то колючками. На нашей карте этой речушки вообще обозначено не было. Интересно, конечно, откуда она берет исток и куда впадает, но топографических задач наша экспедиция не преследовала, поэтому вопросы эти оставались чисто риторическими. По словам Соловья, эта речка возникает сама собой в разных местах и сама по себе пропадает. Очень древний народ, обитавший в этих краях, и который уже давно не существует, называл ее «Змея, ползущая в пустыне».

— А мы от этой водицы сами-то в змей не превратимся? — с опаской спросил Герман.

— Не боись, все будет тип-топ, — заверил его Соловей.

Наш летучий корабль резво двигался над раскаленными песками. Соловей то сидел в гондоле на корме свесив ноги и, слегка посвистывая, двигал наш аппарат реактивной тягой, то, когда ему надоедало сидеть, летел рядом, подгоняя дирижабль, как ребенок, забавляющийся с перышком или мыльным пузырем. Чтобы не действовать нам на нервы монотонным свистом, он поначалу стал высвистывать то барыню, то камаринскую. Потом мы научили его свистеть «Вдоль по Питерской», «Славное море — священный Байкал», «Улетай, туча!» и даже полонез Огинского. У Соловья оказался хороший слух и изрядные музыкальные способности.

Под нами простиралась бесконечная желтая равнина, изрезанная волнами барханов. Раскаленный воздух поднимался от песков, а единственную тень давал только баллон дирижабля. И еще можно было укрыться от солнца в нашей парусиновой каюте, но днем там стояла жуткая духота. Ветер, поднятый Соловьем-разбойником, не создавал прохлады, поскольку мы сами двигались в этом воздушном потоке. Страшно хотелось пить, только теплая вода не утоляла жажду, да и ее приходилось экономить. Жаль, что щука не подала еще Емеле идею, как сделать холодильник, причем лучше всего — переносной. Чтобы не изжариться в таком пекле, мы летели практически на максимальной высоте, на которую был способен объем нашего шара.

— Надо же! — удивлялся Лешек. — А я раньше думал, что чем ближе к солнцу, тем жарче. А оказывается тут наоборот — прохладнее.

— Это еще что! — сказал Герман. — Скоро ты убедишься в том, что Земля имеет форму шара.

— А это уж — во! — Лешек сложил пальцами фигу. — И с чего это вы вообще в головы себе взяли? Вон, посмотрите вокруг! Да если бы Земля закруглялась, все это как бы уходило бы за горизонт. А тут вон — и горы видно. А до них нам еще лететь и лететь! А мы как бы на дне глубокой тарелки.

На горизонте прямо по курсу действительно в мерцающем мареве виднелись горы. Сначала я принял их за мираж, но в течение целого дня они так и не пропали, даже наоборот, принимали все более отчетливые очертания. Это как раз и есть те самые Неприступные горы. А линия горизонта и на самом деле казалась выше нашего местоположения, словно мы находились внутри чаши, хотя летели мы достаточно высоко. Это, наверно, горячий воздух создает такой оптический эффект. — А давайте спросим у Соловья-разбойника, плоская Земля, квадратная или шарообразная, — предложила Катька.