— Типун тебе на язык! Я вот те ужо разломаю! Вон она, в гараже стоит.
Яга направилась к одному из сараев, высокому и широкому, из которого доносилось негромкое квохтанье.
— Гараж, ишь ты! — в тон бабке произнес я. — А я думал — это курятник.
— Сам ты — курятник, — обиделась Яга. — Сколько ж ей можно под дождем, да под снегом, да ветрами обдуваемой. Ужо тыщу двести лет исправно служит, еще моя бабушка в ней жила.
Она распахнула высокие двери сарая. Там стояла знакомая мне изба и попыхивала трубой, тихо кудахтая.
— Надо бы вытяжку поправить, — озабоченно сказала Баба-яга. — Смрадно здесь как-то.
Она помолчала, но чувствовалось, что ее просто распирает желание с кем-то поделиться своей радостью. Наконец, она вымолвила:
— Это на премию Лешека мы все построили. Как из-за моря-то Колян Второй, значить, вернулся, его царем вместо Бэдбэара сделали. Прознал он, что Эдич, механик придворный, плут и знтот, пла… плагинатор.
— Плагиатор.
— Ага. И что дальнослов не он, а Лешек придумал. Вот и отвалил государь-батюшка Лешеку премию. А терем-то хорош! И уборная есть, на двор бегать не надо, и отопление, и вода из колодца сама бежит. Жаль вот только опять мне одной тут жить придется, — бабка была готова пустить слезу. — Лешека все в город тянет к технике своей. Зря я тогда его учиться отправила, ей богу, уйдет он. Придется сюда нового лешего подыскивать.
— Что поделать, — успокоил я бабулю. — На все воля божья. А если серьезно, каждый сам свою судьбу устраивает. Если ему наука больше по душе, никаким арканом не удержишь.
— Это верно, яхонтовый, верно, — согласилась Яга. — Да что ж я гостей все на дворе держу-то. В избу проходите.
Она пригласила нас в терем. Внутри было уютно и просторно. Из сеней мы попали в большую светлую горницу, посередине стоял стол, окруженный лавками, в углу — русская печка, на трех больших окнах висели занавески с кружевами, у противоположной стены стоял комод, а на нем семь слоников на кружевной салфетке.
— Садитесь, гости дорогие, — пригласила хозяйка. — Самовар сейчас поставлю. Жаль больше угостить нечем, на базар Лешек послезавтра пойдет — базарный день по воскресеньям только, неделя на исходе — и в доме уж нет ничего. А в огороде картошка одна. На одной-то картошке долго не протянешь.
— Да, — согласился Колобков. — На двух картошках в два раза дольше.
С бабулькой все ясно, ее душила жаба угощать такую ораву.
— А где же самобранка? — удивился я.
— Так умыкнули. Прошлой осенью еще умыкнули. Попросился на постой один молодец, а наутро — ни молодца, ни самобранки. Хотела в блюдце на него глянуть, так ужо и блюдца нетути!
«Предупреждал тебя Лешек, — подумал я. — Бабуля, не будь лохом!»
Колобков, в смысле капитан Мельников, порылся в своей дорожной сумке и достал оттуда скатерть.
— Это не ваша?
— Ой! Мил человек, моя! — обрадовалась старушка. — И где ж ты ее сыскал?
— Так на турбазе у нас была. Я и прихватил, вдруг, думаю, в дороге харч потребуется.
— Да в дороге-то она харч давать не будет, она только у жилья действует, где домовой живет.
В горницу вошли Лешек и Эльвира. Заметив меня, Лешек воскликнул:
— Андреич! Ты откуда? Какими судьбами? Вот уж не думал, что тебя снова сюда занесет!
— А ты что, не рад? — ехидно спросил я, пожимая лешему руку.
— Почему? Рад. Здравствуйте все! — он обвел взглядом присутствующих. — Меня зовут Лешек а это — моя жена Эльвира.
Молодайка поклонилась.
— Так ты больше не русалка? — спросил я.
— Не-а. Я сожгла хвост и поменяла расу. Я теперь лесная мавка. — Ясно.
— Вот бы у нас так можно было, — позавидовал Колобков-Мельников. — Был еврей, стал негром.
— Это немножко другое, — ответил я и обратился к Эльвире: — Значит, ты теперь влюбляешь в себя заблудившихся в лесу странников?
— Пусть только попробует! — ответил за нее Лешек.
— Слышь, Лешунь, радость-то какая, — сказала Баба-яга. — Нашлась самобранка-то!
— Где же?
— Вон, товарищ отыскал, — она указала узловатым артритным пальцем на Мельникова.
— Спасибо, — Лешек приложил руку к груди. И обратился к бабке: — Значит в воскресенье на базар можно не ходить?
Баба-яга накрыла стол вновь обретенной скатертью, и все приступили к трапезе, поскольку изрядно проголодались, да и время настало обеденное. Появилась и наша старая знакомая — неиссякаемая баклажка. Жидкость в ней имела все тот же завещанный Менделеевым градус и пахла можжевельником и брусникой.
За обедом я поведал Лешеку, Бабе-яге и Эльвире о том, каким образом снова очутился в этих краях и о событиях последних дней. Мои спутники изредка меня перебивали, дополняя рассказ. Правда, не все — Вика с Никой тихо жевали, слушали свой плеер и в разговоре участия не принимали.
— И что ты собираешься делать дальше? — спросил Лешек.
— Хочу, чтоб ты помог мне связаться с Кощеем. Он один может помочь в этой ситуации.
Услышав имя Кощей, Вика с Никой переглянулись и даже перестали жевать. Испугались, что ли? Никогда бы не подумал, что современную молодежь можно напугать сказочными персонажами. По крайней мере, встреча с Бабой-ягой их даже не смутила, я был уверен, что они пугаются исключительно голливудских монстров… Впрочем, кажется, это не испуг, это нечто другое. Они что-то знают, но было ясно, что сказать это ЧТО-ТО ни под каким видом их не заставить. Ну и ладно, придет время, сами расскажут. За размышлениями я не расслышал, что сказал Лешек.
— Чего-чего? — переспросил я.