— Безобразие, — ворчливо произнесла госпожа Шнайдер. — Сколько едем — и ни одной бензоколонки.
Интересно, она что, так до сих пор и не поняла, где мы находимся? Этак она к вечеру возжелает перекусить в «Макдоналдсе».
— «Лукойл» и «Бритиш Петролеум» никак не могут поделить здесь сферу влияния — ответил я.
К повороту на дорогу, где стоял указатель «Николаево, Нидвораево, Питстаун, Алмазная долина», мы приехали уже в сумерках. Машина плохо вписывалась в продавленную телегами и каретами колею грунтовой дороги. Тащились мы медленно, а темнело довольно быстро. Хоть ночи стояли июльские, светлые, но дорога проходила в густом высоком лесу. Уже в темноте, в свете фар, я разглядел поворот налево, на узенькую грунтовую дорогу, которую принял за ту, что ведет к путеводному камню. Но я ошибся, это была не та дорога. Она становилась все хуже, и у?же, изобиловала ямами и ухабами, «Газель» чиркала по земле порогами, мостами и всем, чем можно, грозя застрять навсегда. Хорошо еще, что погода несколько дней стояла сухая, не было грязи и луж.
— Господин Горячев, вы точно знаете, куда мы едем? — забеспокоилась гламурная дама.
— Да! — сказал я уверенно, хотя мой внутренний голос утверждал совершенно противоположное.
Что же делать? Разворачиваться и вернуться к большой дороге? А смысл? Направление по азимуту в принципе верное, а стрелка уровня бензина давно на нуле. Так-то мы хоть чуть-чуть приближаемся к цели.
— Какой интересный дорожный знак, — сказал Колобков.
Фары выхватили из темноты укрепленный на дереве диск, обрамленный красной каемкой, а в середине был изображен всадник на лошади, перечеркнутый костью. Теперь все ясно. Эта дорога тоже ведет к перепутному камню, на ней мы с Лешеком в прошлом году как раз повстречали Вольфа. Только сейчас мы едем с другой стороны. Оказывается она сквозная, дорога-то! Почему же тогда Вольф утверждал, что до самого Синя-моря тут непроходимый лес? Пошутил, наверно. Через километр машина задергалась и остановилась навсегда. Бензин кончился. Жаль. Я выключил фары.
— Что будем делать? — спросил Игорь Геннадиевич.
— Что? Покемарим до рассвета, а потом пойдем пешком.
— Далеко еще?
— Да нет, километров пять или шесть.
— Целых шесть километров! — воскликнула госпожа Шнайдер. — Умереть можно!
— Ничего, прогулки по лесу очень полезны для здоровья. От этого никто еще не умирал.
Мы организовали ужин из взятых с собой запасов еды, а потом каждый устроился как мог на своем сиденье подремать до утра.
Едва забрезжил рассвет, я растолкал всех. Мы выбрались из влажной духоты салона в зябкую прохладу предрассветного леса и двинулись по лесной дороге. Через минут сорок девицы завизжали, к ним присоединилась и госпожа Шнайдер, Полуэкт с шипением вскарабкался на дерево, а Мокус и Колобков застыли на месте, изображая памятники самим себе. Метрах в тридцати впереди навстречу нам по дороге двигался огромный волк.
— Не пугайтесь, дамы и господа, — успокоил я всю компанию. — Это Вольф, очень милый оборотень. Сейчас я вас познакомлю.
— Я не Вольф! — грозно сказал хищник, приближаясь к нам. — Что вы тут делаете, в моем лесу?
Это действительно был не Вольф. Это молодой волк, такой же крупный, но немного астенического телосложения. Подойдя к нам на расстояние прыжка, он грозно зарычал.
— Где ваши кони, беззаботные всадники?! Сейчас я их съем! А потом вас, раз вы под запрещающий знак заехали. Думали вам это с рук сойдет?! Ну, сколько у вас коней, признавайтесь, куда вы их спрятали?!
— Видите ли, любезнейший, — сказал отошедший от шока Колобков. — У нас было сто пятьдесят коней…
— Целый табун! — ахнул волк.
— Да, целый табун.
— Где они? — у волка загорелись глаза, а сам он просто извертелся от нетерпения.
— Да здесь недалеко, в двух километрах, наверное. Но они все сдохли…
— Как?!! — сделав кувырок вперед, волк превратился в молоденького паренька, одетого в мундир французских кирасиров без эполет и каких-либо знаков различия. — Отчего? Эпидемия? Сап?
— Да нет, от голода.
У паренька округлились глаза, секунды две он, как рыба на берегу, глотал воздух и не мог вымолвить ни слова. Пауза затянулась.
— Вы! — произнес, наконец, парень чуть не плача. — Вы уморили голодом сто пятьдесят лошадей?! Да за это вас не то что съесть, да вас четвертовать за это мало!
— Успокойтесь, сударь, — сказал я. — Господин шутит. Речь идет вовсе не о настоящих лошадях, это машина, она железная. Просто по силе она может заменить сто пятьдесят лошадей. Правда, на ровной дороге. У нас кончилось топливо, поэтому мой товарищ так иносказательно выразился, что кони сдохли от голода. А нам из-за этого приходится идти пешком.
— Правда? — обрадовался паренек. — А я уж подумал, что вы и в самом деле коней голодом заморили. Простите.
— Ничего, бывает.
— Но, тем не менее, я пойду, проверю! И если действительно увижу мертвых коней, вам несдобровать!
— Все равно ж вы их съесть собирались, — заметил Мокус.
— Я? Да ни в жисть! Я лошадей очень люблю. Я лучше вас съем.
— Как звать-то вас, сударь? — спросил я.
— Вовчек. Курсант Вовчек.
— А куда делся Вольф?
— А вы знаете Вольфа? Он вышел в отставку, женился и живет в Стольнограде.
— Где-где?
— Да в столице.
— В Даймондтауне?
— Ну да. Теперь он снова Стольноград называется.
— А кто его жена?
— Женщина.
— Это понятно. — Хотя по отношению к оборотню уточнение не лишнее. Если бы он принял волчью ипостась, мог бы жениться на волчице. — Я имею в виду подробности. Как зовут, кто по происхождению?