Сказочный отпуск - Страница 22


К оглавлению

22

— Чушь собачья, — скептически произнес Колобков.

Мокус молчал и никак не комментировал происходящее. Он только достал фотоаппарат-мыльницу, несколько раз щелкнул и снова занялся своим ноутбуком, с которым не расставался никогда. Похоже, экскурсия мало его интересовала, было вообще странно, зачем он отправился в полет, мог бы просто щелкать по клавишам у себя в номере. Оживился он только тогда, когда Герман произнес:

— Я специально решил отправиться на эту экскурсию с ночевкой, поскольку вечер предлагаю провести на озере, где водятся русалки. Там мы посмотрим небольшое шоу, потом поужинаем у костра, разобьем палатку и заночуем.

— Вместе с русалками? — поинтересовался Мокус.

— Заранее предупреждаю, — ответил Герман, — ни на какие шуры-муры не рассчитывать. Во-первых, это опасно для жизни…

— СПИД? — уточнил Мокус.

— Нет, гораздо серьезнее. Асфиксия и утопление в воде, как пишут в судебной экспертизе. И второе, русалки подрядились только выступать в шоу, озеро — не дом терпимости, смотреть можно, но трогать — ни-ни. Короче, все согласны с такой программой? Или мы возвращаемся на базу?

— Согласны, согласны, — подтвердили мужики.

Сначала я подумал, что шоу нам будут показывать такие же русалки, как и лешие на турбазе в «Лукоморье», — то есть переодетая группа мастериц синхронного плавания. Но вскоре я начал узнавать места, да и Герман подтвердил правильность моих догадок, что мы направляемся к Русалочьему озеру.

— Сейчас мы пойдем на посадку, — сказал он, — К сожалению, дальше ковры не летают. Где-то километра два придется пройти пешком.

Тут действительно кончалась зона действия антигравитационных зарядных устройств (АГЗУ), которые поддерживают ковры в воздухе. В прошлом году мы едва не разбились из-за этого и только чудом дотянули до озера. Герман посадил ковер на заболоченную, поросшую хвощем и багульником поляну. Через несколько секунд над нами повисла туча комаров.

— Кому репелленты? — спросил наш экскурсовод.

Мы тут же выстроились к нему в очередь, по ходу дела отплясывая камаринскую.

— Что, Гера, опять экскурсантов привез? — прозвучал сзади старушечий голос.

— Да уж привез, теть Шур.

Обернувшись на голос, мы увидели невысокую пожилую женщину со спутанными зелеными волосами, свисающими из-под видавшего виды неопределенного цвета чепчика, в перепачканной болотной тиной душегрейке и в резиновых сапогах примерно сорок шестого, если не больше, размера.

— Добрый вечер, — поздоровался Колобков и ехидно спросил: — Простите, вы — Баба-яга?

— Здравствуй, милок, — ответила старушка. — Да господь с тобой, какая ж я Яга! Кикимора я, не признал, что ли?

— Простите, мамаша, не признал, — смутился тот. — Если честно, за свою жизнь был знаком только с одной кикиморой — это моя первая жена.

— Это кто ж такая? Уж не Зойка ли?

— Не, ее Люськой звали.

— Товарищ шутит, — пояснил Герман. — Его бывшая — представительница другого мира и вовсе не имела к нелюдям никакого отношения.

— Да я уж так и поняла. Я ж ведь давно привыкла, что люди нашим именем всяких страшных да стервозных баб называют. И чем мы виноватые? Ничего плохого людям вроде и не делаем. А в молодости-то мы очень даже ничего, — эту последнюю фразу она произнесла с жеманно-кокетливой интонацией. — Среди нас и красавицы есть.

— Да ладно, теть Шур, не берите в голову. Пойдем мы.

— Ступайте с Богом, добрый путь!

Герман взвалил на плечи рюкзак, в котором находилась палатка, а также спальные мешки, топор, котелок и наш сегодняшний ужин. Ковер-самолет он скатал и спрятал в кустах, прикрыв его куском полиэтилена. Рюкзак был довольно увесист — палатка видно здоровенная. Я предложил свои услуги по переноске груза, но Герман отказался:

— Да ладно. Тут идти-то всего ничего.

Что ж, мое дело — предложить. Минут через двадцать мы вышли на знакомый мне берег.

— Время еще есть, — сказал наш провожатый. — Поставим пока шатер.

С этим делом мы справились быстро и пошли на берег озера. Здесь были установлены лавочки для зрителей. С высокого крутого берега открывался хороший обзор.

— Садитесь пока, — предложил Герман.

Мы сели. Из лесу вышел молодой предприимчивый паренек. По скромной цене он предлагал нам напрокат бинокли.

— Полгрошика на сеанс, налетайте, господа, торопитесь, последние пять штук остались!

И чего ради тогда торопиться, нас и так пять человек, а другой экскурсионной группы вроде и не ожидалось.

— Так у нас нет местной валюты, — развел руками Константин.

— Не вопрос, я конвертирую, — предложил свои услуги Герман.

— А какой курс?

— Один к десяти. Один грош — десять баксов.

— Ни фига себе! — произнес бизнесмен, но, тем не менее, достал из кармана пятидолларовую купюру.

— И мне, — сказал Колобков. — Только я рублями, можно?

— Без разницы, — ответил наш инструктор.

— А это кто? — шепотом спросил я у Германа, кивнув в сторону предприимчивого паренька, когда тот удалился.

— Это? Да так, Анчутка. Местный парнишка, он нам тут помогает. За осветителя и вообще… Внимание!

Яркий свет прожектора осветил пятачок на поверхности озера, зазвучала музыка. Конечно же, и тут не обошлось без наших современных прибамбасов — сюда притащили электрогенератор, софиты и магнитофон с усилителем. Из воды вынырнули шесть русалок. Четверых я сразу узнал: Светка, Машка, Дашка и Галина. Остальные две — новенькие, Эльвиры среди них не было. На всех, по сравнению с прошлым годом, появилась дополнительная деталь одежды, помимо хвоста, — сверкающий серебристой чешуей лифчик. Сзади кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся. Это была одетая в балахон пожилая русалка, Светкина мамаша, которую мы спасали в прошлом году. Я открыл было рот, чтобы поздороваться, но она приложила палец к губам, сунула мне в руку кусок бересты и исчезла. Я взглянул на бересту и в сумерках уходящего дня прочитал написанное на нем единственное слово: «Остерегайся!». Кого остерегаться? Германа? Толмача? Но спросить было уже не у кого.

22